Государственная премия Украины

С премиями и фестивалями на Украине не особенно везет. Немногие из них могут похвастать долголетием. Ко всему вокруг них часто возникают скандалы. Бывает, в СМИ публично выступают известные люди, которые открещиваются даже от попытки выдвинуть их на какую-то премию.

Однако присуждение государственных премий в области науки и техники Украины, видимо, счастливо отличается от типичной премиально-фестивальной тусовки отсутствием внешней помпы, солидностью и основательностью. Правда, СМИ редко проявляют внимание к тому, что творится за кулисами комитета. Хотя это и неудивительно — пресса в последние десятилетия вообще не испытывает особого интереса к тому, что происходит в мире украинской науки. Таким образом, у общества невольно формируется мнение: а существует ли вообще у нас наука и техника или однажды ее выплеснули как того мифического ребенка вместе с водой, чтобы забыть навсегда?..

Обозреватель еженедельника «Зеркало недели» обратился к ученому секретарю Комитета по государственным премиям в области науки и техники Украины, одновременно являющемуся заместителем председателя этой организации, кандидату технических наук Вадиму СТОГНИЮ.

— Вадим Сергеевич, идет подготовка к 40-му по счету присуждению высших государственных премий в области науки и техни­ки. Но, листая газеты и глядя программы ТВ, я что-то не вижу широкого обсуждения работ на высокую премию. Почему?

— Исторически так сложилось, что комитет работает тихо. Публикации о его деятельности идут только в «Голосі України» и в «Урядовому кур’єрі» в рубрике «на получение Государственной премии Украины». Несколько публикаций было и в «ЗН». Но соглашусь, что этого очень мало. Видимо, это связано с общим отношением прессы к науке.

Надеюсь, что вскоре многие в нашем обществе поймут, что первая полоса газеты не должна начинаться с информации о катастрофах и прочих бедах. Пора уже приступить к обсуждению более серьезных тем, от которых зависит прогресс и процветание общества…

— Оценка высших достижений науки и техники ставит некую планку, по которой можно судить о реальных достижениях ученых страны на каждом из направлений. Какие работы за последние годы можно было бы выделить?

— Хотелось бы отметить много интереснейших работ. Я электрик по профессии и был приятно удивлен, когда два года назад поехал по делам комитета на завод «Южкабель» в Харькове. Там установлены современнейшие линии с большим количеством иностранных станков, но на украинских ноу-хау. Мы привыкли, что производство кабелей — грязное, ядовитое производство. Но здесь полнейшая чистота! И это при том, что на заводе уже смонтировали линию, на которой будут изготавливать кабели со сшивной изоляцией, которая выдерживает рекордные 330 КВольт. Два года назад премия была присуждена за 110 КВольт.

Харьковчане поначалу хотели купить эту технологию. Однако, как правило, авторы разработок целиком технологию не продают. Конкуренция! Тогда харьковчане сами ее разработали. Теперь на заводе применена собст­венная технология, и можем сравнить — Россия только собирается пустить линию на 110 КВольт…

— Таких примеров немало — взять хотя бы достижения международной научно-промышленной корпорации «Веста» в Днепропетровске, которой руководит доктор технических наук Виктор Дзензерский. Здесь использовано 40 украинских патентов!

— Прекрасный пример! Тем обиднее, что не так давно появилась грязная кляуза о том, что на заводе ничего оригинального нет и что они занимаются… спекуляцией. Я пригласил в поездку авторитетного специалиста, и мы поехали реагировать на жалобу. Выяснилось, что на заводе применено множество собственных ноу-хау. Причем в производстве все продумано, вплоть до изумительной экологии. Достигнутый уровень удивляет даже иностранных представителей, которые приезжают в Днепропетровск.

— Работы Института электродинамики есть среди претендентов на премию этого года?

— Мне проще о них говорить, потому что я сам «родом из электродинамики». Из института пришли две работы. Одна связана с прецизионной электрометрией, а вторая — с диагностированием, мониторингом электроэнергетических объектов. Первая работа чрезвычайно интересна тем, что представляет классическую школу электрических измерений академика Феодосия Гриневича. Однако его ученики пошли намного дальше своего учителя. В прошлом году они не попали на конкурс, а в нынешнем по-новому представленная работа уже прошла первый этап, более того — академик Леонид Литвиненко сказал мне, что это просто блестящая работа. Она на два порядка (!) подняла точность измерений. Кто-то гордится, что увеличил на проценты или в два раза результаты, а тут — на порядки!

— Их достижения и в организационном плане очень интересны — ведь они создали малые предприятия, которые сами изготавливают прецизионные изделия и поставляют их даже за рубеж.

— Да, они вовремя поняли, что если сами не будут реализовывать свои передовые идеи в металле, не продвинутся. Правда, при этом они потеряли некоторых своих сотрудников, ушедших в бизнес и не возвратившихся в науку. Но дело сделано, и есть практические результаты.

А вторая работа связана с мониторингом энергетических объектов. Ученые разработали систему, после которой ни «Сименс», ни какая-то другая известная электротехническая фирма с подобными аппаратами на наш рынок и в близкое зарубежье не выйдет, так как не сможет конкурировать с ними ни по цене, ни по качеству.

— Наблюдая в течение нескольких лет за работами, которые отбираются комитетом, что бы вы отметили как особые вехи?

— Кроме прикладных работ, у нас очень сильные в последнее время исследования по физике. В этом году среди фундаментальных работ выделяется работа харьковских физиков по суперсимметрии, которой руководили академик Дмитрий Волков и Владимир Акулов. Физики говорят: будь Волков жив, его выдвинули бы на Нобелевскую премию. Они стояли у истоков этих исследований. К сожалению, признание приходит со временем. Печально, что среди гиган­тов физики в Харькове остались единицы. Многие разъехались по белу свету: в США, в Падую, еще куда-то.

— Комитет выдает премии и молодым ученым. Чем отличаются сегодня молодые украинские исследователи?

— Очень интересно наблюдать за молодыми лауреатами, видеть, как они берут разгон. Но, к сожалению, в некоторых областях у нас молодежи почти нет. Например, в такой важнейшей отрасли как информатика.

— Почему?

— А им не интересна премия. Тому, кто занимается аутсорсингом, такие премии ни к чему. Они заработают большие деньги на каком-нибудь коммерческом договоре. Это требует меньше забот, чем оформлять все документы для премии.

— А хотя бы уровень молодых ученых, занимающихся информатикой, пристойный?

— По-моему, очень пристойный. Свидетельством этого является неугасаемый интерес крупных зарубежных фирм к нашим молодым специалистам и ученым. Но эта наука как-то отошла от Института кибернетики и где-то рассеялась. Диссертации в институте молодые еще защищают, но работать там уже не хотят — слишком мало платят. Хотя, судя по работам старшего поколения, есть очень сильные разработки методологического характера. Но это за счет традиций мощной математической школы, которая всегда была в Украине. Накладывает отпечаток и уровень нашей техники, оснащенности институтов. Мы здесь отстаем очень сильно. Так что кибернетикам пришлось сосредоточиться не на создании новой техники, а на программных продуктах. Кстати, здесь успехи, но не практические, есть.

— Могу предположить, что у некоторых читателей возникнут претензии по поводу коррумпированности и несправедливости при выдаче премий. У вас есть контраргументы?

— Борис Евгеньевич Патон — бессменный многолетний председатель комитета по премиям — постоянно подчеркивает: упаси бог нам пойти по пути коррумпированности в присуждении премий. А поскольку эта болезнь в Украине распространена, то опасность существует. Но если посмотреть на работы, которые прошли секции, и проанализировать, как они отбирались и какие из них были отбракованы, то любой непредвзятый наблюдатель убедится — на 90 процентов это честно отобранный научный продукт. Я допускаю, что на 10 процентов ошибки может быть, но это очень небольшой процент.

И вообще, работа комитета построена так, что коррупция практически исключена, так как на пленуме комитета, составляющего 97 человек, необходимо набрать три четверти голосов. Разве можно купить столько людей?

В комитете работает 19 секций, 20-я — молодых ученых, а 21-я секция — закрытые работы. После предварительного отсева остается 15 работ. То есть три-четыре секции вылетают. Конкурс при этом большой. Всегда приходится выбирать из нескольких работ. Так что повторю еще раз — набрать три четверти голосов очень трудно.